Егоров потушил сигарету и вышел. Больничный коридор пересекали солнечные лучи. Тут было много окон - легкие занавески вздрагивали и покачивались.
По коридору шла медсестра. Она была похожа на монашку и казалась хорошенькой.
Все больничные медсестры казались хорошенькими. Да они и были хорошенькими. Поскольку они были юными и здоровыми. А кругом - так много прозрачных белых занавесок, холодного света, и ничего лишнего...
- Ну как? - спросил Егоров.
- Состояние удовлетворительное, - холодно ответила медсестра.
У нее были раскосые глаза, аккуратная челка и голубоватый халат, стянутый на талии.
Медсестры в палатах и регистратуре казались бесчувственными. Ведь они говорили то, что не каждому приятно слышать...
- Ясно, - сказал капитан, - удовлетворительное - значит плохое?
- Мешаете работать, - выговорила она тоном измученной почтовой служащей.
- Сунуть бы тебя головой в мясорубку, - негромко произнес капитан.
По коридору торопливо шел хирург с четырьмя ассистентами. Они были выше его ростом. Хирург что-то говорил им, не оборачиваясь.
Егоров стал на дороге.
- Потом, потом, - отстранил хирург, - мы, врачи, суеверны...
Он почти шутил.
- Если моя жена, - произнес капитан, - если что-то случится... Все, что будет потом, уже не имеет значения.
- Перестаньте кощунствовать, - сказал хирург, - идите обедать. Выпейте портвейна. Столовая за углом...
- Какой ты здоровый, - сказал капитан.
- Кто это? - удивился хирург. - Зачем? Я же просил...
Выйдя из больницы, Егоров заплакал, отвернувшись к стене. Он вспомнил Катино лицо, детское и злое. Вспомнил пальцы с обкусанными ногтями. Припомнил все, что было...
Потом закурил и отправился в столовую. Там было несколько посетителей. Часть дюралевых табуреток стояла штабелем в углу.
Капитан сел у окна, заказал вино и шницель. Официантки в столовой казались хорошенькими и похожими на медсестер. На официантках были яркие шелковые блузки и кружевные передники. Кассирша недовольно поглядывала в зал. Перед ней лежала толстая рваная книга.
Обедая, Егоров наблюдал, как два солдата моют грузовик.
Он вышел из столовой, купил газету. Повертел и сунул ее в карман. Навстречу шла женщина с метлой. Женщина царапала мостовую с расплющенными окурками.
Проехал на велосипеде железнодорожник. Спицы образовывали легкий мерцающий круг.
Час спустя Егоров зашел в клинику. Он стоял в коридоре под люстрой. На окне качалось растение с твердыми зелеными побегами. Цветы в больнице казались искусственными.
По коридору шел хирург. Мокрые руки он нес перед собой, как вещь. Медсестра подала ему салфетку. Затем направилась к Егорову.
Вдруг она показалась ему некрасивой. Она была похожа на умного серьезного мальчика. На медсестре был халат с чернильным пятнышком у ворота и заношенные домашние туфли.
- Вашей жене получше, - расслышал капитан, - Маневич сделал чудо.
Егоров оглянулся - хирурга не было. Он сделал чудо и затем ушел.
- Как фамилия? - переспросил Егоров, но медсестра тоже ушла.
Он спустился вниз по лестнице. Гардеробщик подал ему шинель. Капитан протянул ему рубль. Старик уважительно приподнял брови.
Медсестра в регистратуре напевала:
...Подари мне лунный камень,
Талисман моей любви...
Она показалась Егорову некрасивой.
- Вроде бы моей жене получше, - сказал капитан, - она заснула.
Помолчал и добавил:
- Все же знающие люди - евреи. Может, зря их давили веками?.. Году в шестидесятом к нам прислали одного. Все говорили - еврей, еврей... Оказался пьющим человеком...
Медсестра оборвала пение и недовольно уткнулась в бумаги.
Капитан вышел на улицу. Навстречу шли люди- в сандалиях, кепках, беретах, пестрых рубашках и темных очках. Они несли хозяйственные сумки и портфели. Женщины в разноцветных блузках казались хорошенькими и похожими на медсестер.
Но главным было то, что спит жена. Что Катя в безопасности. И что она, наверное, хмурится во сне...
|