|
|
|
Романы » Заповедник
|
|
Я объяснил цель моего приезда. Скептически улыбаясь, она пригласила меня в отдельный кабинет.
Искаженная цитата, у Пушкина - «народная тропа».
- Вы любите Пушкина?
Я испытал глухое раздражение.
- Люблю.
Так, думаю, и разлюбить недолго.
- А можно спросить - за что?
Я поймал на себе иронический взгляд. Очевидно, любовь к Пушкину была здесь самой ходовой валютой. А вдруг, мол, я - фальшивомонетчик...
- То есть как? - спрашиваю.
- За что вы любите Пушкина?
- Давайте, - не выдержал я, - прекратим этот идиотский экзамен. Я окончил среднюю школу. Потом - университет. (Тут я немного преувеличил. Меня выгнали с третьего курса.) Кое-что прочел. В общем, разбираюсь... Да и претендую всего лишь на роль экскурсовода...
К счастью, мой резкий тон остался незамеченным. Как я позднее убедился, элементарная грубость здесь сходила легче, чем воображаемый апломб...
- И все-таки? - Марианна ждала ответа. Причем того ответа, который ей был заранее известен.
- Ладно, - говорю, - попробую... Что ж, слушайте. Пушкин - наш запоздалый Ренессанс. Как для Веймара - Гете. Они приняли на себя то, что Запад усвоил в XV-XVII веках. Пушкин нашел выражение социальных мотивов в характерной для Ренессанса форме трагедии. Он и Гете жили как бы в нескольких эпохах. «Вертер» - дань сентиментализму. «Кавказский пленник» - типично байроническая вещь. Но «Фауст», допустим, это уже елизаветинцы. А «Маленькие трагедии» естественно продолжают один из жанров Ренессанса. Такова же и лирика Пушкина. И если она горька, то не в духе Байрона, а в духе, мне кажется, шекспировских сонетов... Доступно излагаю?
- При чем тут Гете? - спросила Марианна. - И при чем тут Ренессанс?
- Ни при чем! - окончательно взбесился я. - Гете совершенно ни при чем! А Ренессансом звали лошадь Дон Кихота. Который тоже ни при чем! И я тут, очевидно, ни при чем!..
- Успокойтесь, - прошептала Марианна, - какой вы нервный... Я только спросила: «За что вы любите Пушкина?..»
- Любить публично - скотство! - заорал я. - Есть особый термин в сексопатологии...
Дрожащей рукой она протянула мне стакан воды. Я отодвинул его.
- Вы-то сами любили кого-нибудь? Когда-нибудь?!..
Не стоило этого говорить. Сейчас она зарыдает и крикнет:
«Мне тридцать четыре года, и я - одинокая девушка!..»
- Пушкин - наша гордость! - выговорила она. - Это не только великий поэт, но и великий гражданин...
По-видимому, это и был заведомо готовый ответ на ее дурацкий вопрос.
Только и всего, думаю?
- Ознакомьтесь с методичкой. А вот - список книг. Они имеются в читальном зале. И доложите Галине Александровне, что собеседование прошло успешно...
Мне стало неловко.
- Спасибо, - говорю, - простите, что был невоздержан.
Я свернул методичку и положил в карман.
- Аккуратнее, у нас всего три экземпляра.
Я вытащил методичку и попытался ее разгладить.
- И еще, - Марианна понизила голос, - вы спросили о любви...
- Это вы спросили о любви.
- Нет, это вы спросили о любви... Насколько я понимаю, вас интересует, замужем ли я? Так вот, я - замужем!
- Вы лишили меня последней надежды, - сказал я уходя.
В коридоре Галина познакомила меня с экскурсоводом Натэллой. Снова - неожиданная вспышка заинтересованности:
- Будете у нас работать?
- Попытаюсь.
- Сигареты у вас есть?
Мы вышли на крыльцо.
Натэлла приехала из Москвы, движимая романтическими, вернее - авантюрными целями. По образованию - инженер-физик, работает школьной учительницей. Решила провести здесь трехмесячный отпуск. Жалеет, что приехала. В заповеднике - толчея. Экскурсоводы и методисты - психи. Туристы - свиньи и невежды. Все обожают Пушкина. И свою любовь к Пушкину. И любовь к своей любви. Единственный порядочный человек - Марков...
- Кто такой Марков?
- Фотограф. Законченный пропойца. Я вас познакомлю. Он научил меня пить «Агдам». Это нечто фантастическое! Он и вас научит...
- Премного благодарен. Но боюсь, что в этом деле я и сам - профессор.
- Давайте как-нибудь поддадим! Прямо на лоне...
- Условились.
- А вы человек опасный.
- То есть?
- Я это сразу почувствовала. Вы жутко опасный человек.
- В нетрезвом состоянии?
- Я говорю не о том.
- Не понял.
- Полюбить такого, как вы, - опасно. И Натэлла почти болезненно толкнула меня коленом... Господи, думаю, здесь все ненормальные. Даже те, которые считают ненормальными всех остальных...
- Выпейте «Агдама», - говорю, - и успокойтесь. Я хочу отдохнуть и поработать. Опасности для вас не представляю...
- Это мы еще посмотрим, - истерически расхохоталась Натэлла.
Затем она кокетливо взмахнула холщовым мешком с изображением Джеймса Бонда и удалилась.
Я направился в Сосново. Дорога тянулась к вершине холма, огибая унылое поле. По краям его бесформенными грудами темнели валуны. Слева зиял поросший кустами овраг. Спускаясь под гору, я увидел несколько изб, окруженных березами. В стороне бродили одноцветные коровы, плоские, как театральные декорации. Грязные овцы с декадентскими физиономиями вяло щипали траву. Над крышами летали галки.
Я шел по деревне, надеясь кого-то встретить. Некрашеные серые дома выглядели убого. Колья покосившихся изгородей были увенчаны глиняными сосудами. В накрытых полиэтиленом загонах суетились цыплята. Нервной мультипликационной походкой выступали куры. Звонко тявкали лохматые приземистые собаки.
Я пересек деревню, вернулся. Помедлил возле одного из домов. Хлопнула дверь, и на крыльце появился мужчина в застиранной железнодорожной гимнастерке.
Я поинтересовался, как найти Сорокина.
- Толик меня зовут, - сказал он.
Я представился и еще раз объяснил, что мне нужен Сорокин.
- А где он живет? - спросил Толик.
- В деревне Сосново.
- Так это Сосново и есть.
- Я знаю. Как же мне его найти?
- Тимоху, что ли, Сорокина?
- Его зовут Михал Иваныч.
- Тимоха помер год назад. Замерз поддавши...
- Мне бы Сорокина разыскать.
- Видно, мало поддал. А то бы выжил...
- Мне бы Сорокина...
- Не Мишку случайно?
- Его зовут Михал Иваныч.
- Так это Мишка и есть. Долихи зять. Знаете Долиху, криво повязанную?
- Я приезжий.
- Не с Опочки?
- Из Ленинграда.
- А, знаю, слышал...
- Так как бы Михал Иваныча разыскать?
- Мишку-то?
- Вот именно.
Толик откровенно и деловито помочился с крыльца, Затем приоткрыл дверь и скомандовал:
- Але! Раздолбай Иваныч! К тебе пришли.
И, подмигнув, добавил:
- С милиции, за алиментами...
Тотчас высунулась багровая рожа, щедро украшенная синими глазами:
- Это... Кому?.. Вы насчет ружья?
- Мне говорили, у вас сдается комната.
|
|
|
|
|
1